[Голово]ломка - Александр Гаррос

Он сунулся в гостеприимно лязгнувшую дверь автобуса и получил благожелательным локтем под ребра. От Болдераи до центра было десять с лишним километров — полчаса на промороженном, с ампутированной и проданной на сторону водилами печкой «икарусе». У братьев и сестер-во-автобусе было общее, одно на всех, выражение лица: защитно-маскировочное. Вадим выудил из кармана буклет, обеспечивший ему некогда пять дней Праги, машинально пошуршал плотненькими пафосными страницами.

— Ваш билет? — чудовищная кондукторша в засаленной жилетке расстрельно передернула затвор третьего подбородка. Вадим вздрогнул и протянул двадцать сантимов.

…Для реализации имеющихся на рынке возможностей необходима тактика разумной осторожности и обоснованной ответственности. Гибкая настройка сервиса под индивидуальные потребности каждого Клиента. С большой буквы. Особое внимание портфельный менеджер обращает на уменьшение рисков и постоянно стремится к повышению доходности Вашего портфеля. «Вашего» тоже с большой. Стоп. А почему «портфеля» с маленькой?… Опытный брокер быстрее других реагирует на постоянные изменения ситуации, покупая и продавая в наиболее подходящий для этого момент. Слежавшийся б/у дядек в обтерханной нейлоновой упаковке, с универсальной утренне-пролетарской маркировкой на классово недвусмысленном лице освоил поллитру «пилзенес», принялся пристраивать пустую тару меж металлическим бортиком площадки и резиновыми складками драной автобусной «гармошки». Он хорошо знает участников рынка, что позволяет ему, обеспечивая максимальный охват ценовой палитры спроса и предложения, сводить к минимуму риски неисполнения сделки по вине противоположной стороны. Две угрюмые халявно перекрашенные и дилетантски зашпаклеванные избыточным мейк-апом teenage-girls с тяжкой индустриальной мерностью месят челюстями бабл-гам, из-под голимой пластмассы наушников выбиваются жидкие пряди русскоязычного попса. Для этого каждому открытому счету присваивается уникальный номер. Слюдяные морозные разводы на грязнокоричневом стекле. REX признает и будет признавать незыблемость и единство деловой этики по отношению ко всем категориям своих Клиентов. Сивый солярочный перегар. О состоянии активов на Вашем счете, направлять отчеты по всем совершенным операциям, оперативно решать все возникающие по вашему счету в учетной системе в отношении которых вы выступаете девять триллионов доллларов через свои филиалы «Саломон бразерс» чем же привлекает БИС «Морган Стенли» правильно выбрать стратегию и объекты портфель ценных гордясь таким сотрудничеством избежать подводных камней и увидеть скрытую от глаз часть айсберга уполномоченный финансовый контролер прохождения платежей… Вадим физическим усилием выдрал взгляд из гипнотизирующего, подавляющего волю, кашпировски рассасывающего мозговые извилины ритуального текста. Господи. Неужели это писал я?!. «БИС обслуживают лучшие брокеры, многие из которых прошли суровую школу Уолл-стрит…» Вадим очень зримо представил себе, как в двух противоположных глухих концах длинного офисного коридора из стеклянных дверей выходят и выходят молодые брокеры в слепящих рубашках, при галстуках от Валентино, строятся в две фаланги и по сигналу начинают сходиться. Их выглаженные лица смяты гримасой берсеркерского безумия. В воздетых руках с полированными ногтями — кейсы, бейсбольные биты, ноутбуки, заточки, оргенайзеры, велоцепи, электронные блокноты. Суровая школа Уолл-стрит…

Вадим листал собственного сочинения буклет уже пристально, прицельно. И чем дольше листал — тем меньше понимал в написанном и показанном. Он ощущал себя египтологом, эдаким Шамполионом, глядящим на свежеотрытый в песках барельеф, плотно исчерченный непостижимыми иероглифами, неведомыми пиктограммами и загадочными изображениями. В них был некий утраченный смысл, связный сюжет, но все попытки восстановить его, перевести, соотнести с худо-бедно исследованной реальностью проваливались. Обложка. Монументальный палладианский портик. Пышные ионические колонны. Три двери в два роста, средняя приоткрыта, изнутри — нездешний свет. Во всю ширь фронтона выбито: ФОНДОВЫЙ РЫНОК. Храм? Не иначе. Широкая лестница. Слева — усеченная морда «шевроле». От него по ступеням поднимается седовласый муж — несгибаемая спина, выправка полководца, первого консула, тирана. В руках — туго набитый портфель буйволовой кожи. Жертва? Видимо. Навстречу, распахнув радушные объятья, степенно спускается муж младой, но исполненный важной торжественности и сознания величия собственной миссии. Жрец? Захватывающая мистерия из жизни и смерти титанов, богов и героев разворачивалась перед дубеющим на порезанном сиденье Вадимом. Грандиозная космогония и ужасающая эсхатология. Первый разворот буклета был крупно озаглавлен: ИНВЕСТОР. Крупным планом на фоне полупрозрачных квадратов и кругов (круг, вспомнил Вадим, это небо, квадрат — земля, вместе они образуют мандалу) — две простертые ниоткуда длани, отчеркнутые снежно-белыми манжетами, спаянные крепчайшим рукопожатием. Символ слияния противоположных начал, из которого возникло все сущее. Вокруг: толстое паркеровское стило, фаллический образ, метафора созидания; циферблат, символ времени, начавшего свой ход; и устраняющая уже последние сомнения рукописная фраза ОТКРЫТЬ СЧЕТ. На все это благосклонно взирает горбоносый орлинолицый человек, хрена! — Бог, верховное божество пантеона, Зевс, Один, Водан, Ахурамазда, Амон-Ра-Сонтер. Следующий разворот. КЛИЕНТСКИЙ СЕРВИС слева — его, в полном соответствии с памятной формулой make a service и древними традициями священной храмовой проституции, олицетворяет грудастая богиня любви с украшенной лунным камнем высокой шеей. ПЕРСОНАЛЬНЫЙ ПОРТФЕЛЬНЫЙ МЕНЕДЖЕР справа — молодой человек с льдистым взглядом и холодной арийской ковки ликом при полном комплекте воинских атрибутов большого бизнеса, от сверкающих лат идеального костюма до обоюдоострого вечного пера. Бог войны. Арес. И тут же очередной рукописный осеняющий слоган, цитата, вспомнил Вадим, из какого-то японца: БИЗНЕС — ЭТО ВОЙНА. Следующий. БРОКЕРЫ и АНАЛИТИКИ. «Быстрое и точное исполнение поручений, прямой доступ к рынку». Кучерявый гибкий вьюнош с сотовым телефоном у правого уха и трубкой телефона обычного в левой руке, на столе — подключенный к Интернету лаптоп, какие-то провода и антенны. Гермес. Вестник. Поставщик информации. Бог связи. И — последний. КОМАНДА ПРОФЕССИОНАЛОВ РАБОТАЕТ НА БИС. Все сразу: богиня любви, грозный Марс-воитель, шустрый телефонизированный обладатель крылатых сандалий, и над ними — всеведущий, всевластный, страшный иноверцам, но неизменно доброжелательный к Клиентам Зевес. Пантеон. Жуткая догадка высоковольтно полыхнула в мерно покачивающейся вадимовой голове. Они — и гражданин очкастый начальник, и олежеки всех мастей, и художник, и верстаки с макетировщиками, и даже он, Вадим, — сами того не ведая, служили анонимным закадровым божествам. Возносили молитвы и принимали жертвы, полагая, что занимаются промоушеном, пи-аром, консалтингом, эдвертайзингом и рирайтом. Он вспомнил, как сочинял этот буклет, хряпнув стакан бренди, дабы снять оцепенение перед Первым Большим Заданием, переключить себя в режим боевого амока. Вспомнил, как в какой-то момент на него и впрямь снизошло неведомого происхождения воодушевление, и он, воспрянув, за два часа вколотил в клавиатуру полную концепцию БРОКЕРСКОГО ИНВЕСТИЦИОННОГО СЧЕТА REX. Никаких сомнений. Он был ведом чужой целеустремленной волей. Он был медиум, посредник. Недоброе дремучее слово «одержимость» пришло Вадиму на ум. В этот момент автобус, облегченно скрипя, причалил к навесу конечной. Вадима подняло и вынесло наружу. Снег перестал. Припозднившееся солнце спешно довершало праздничный декор. Страшный буклет Вадим, суеверно сплюнув налево, скормил первой же урне. В конце концов, подумал он, что-то такое я где-то недавно читал. А измышления модных романов не могут быть правдой.

— Кто?

— Ало, Лада… Это Вадим, Аплетаев, из пресс… от Эдуард Валерьича.

Некоторое время домофон молчал и недобро электрически потрескивал.

— А, — разадалось потом. В тоне Вадиму почудилась не то досада, не то усталое отвращение. — Щас, — еще короткая пауза, и — не сразу понятное: — Четвертый. Двадцать семь.

Домофон всхрапнул и умер обратно. Вадим непонимающе подождал. Потолкал дверь. Заперто. Оглянулся. С противоположной стороны противоестественно чистого двора-колодца на него подозрительно глядела ретро-дама в бордовом кашемире с диковинным объектом микробиологии на замшевом поводке. Вадим показал им обоим оттопыренный средний палец. У двери тотчас же клацнуло внутри. Дом был старый, но, как и весь квартал доходных домов начала века, подвергся наружному косметическому ремонту и внутренней хирургической терапии, глубокому еврошунтированию. Теперь здесь были элитные квартиры для тех, кому еще не по карману юрмальские коттеджи в дюнной зоне, но уже решительно невместно жить в сирых спальных районах. Старомодный, отделанный изнутри каким-то-там деревом лифт с мелодичным позвякиванием обстоятельно транспортировал социально чуждое содержимое на четвертый этаж. Двадцать седьмая. Все люди в мире делятся на две категории, говаривал Клинт Иствуд: одни стоят с петлей на шее, у других в руках револьвер. Все люди в мире делятся на две категории, перефразировал Виктор Цой: одни сидят на трубах, другим нужны деньги. Вадим был согласен с обоими. От себя же мог добавить, что все люди в мире делятся на две категории еще как минимум по одному признаку. Одни беспрестанно изощряются и ухищряются, приобретают дорогие вещи, сгоняют лишний вес и наращивают рельеф в тренажерных залах, отсасывают жирок и подкачивают силикон у пластических хирургов, грамотно применяют подчеркивающую и камуфлирующую раскраску, путем регулярного аутотренинга пытаются придать выражению лица и осанке должную победительную уверенность, — и все равно с превеликим трудом добиваются (если добиваются!) желаемого: отформатировать свою несовершенную плоть под ТОВАРНЫЙ ВИД. Привлекательное состояние внешней оболчки, убеждающее окружающих в том, что товар этот можно, нужно и должно купить. Другие могут курить, пить бесперечь, не соблюдать диету, поглощая мучное, сладкое, острое в раблезианских количествах, носить что попало и полагать утреннюю гимнастику дьявольским изобретением, — и при этом в любом виде и прикиде выглядят как отснятые профессиональными фотографами предметы из каталога «Неккерман». И любой изъян в и на них глядится особо тонкой придумкой дизайнеров, стилистов и визажистов, таким способом еще поднимающих и без того впечатляющую цену товара. Когда Вадим был с сильного бодуна, от него шарахались дети и домашние животные, менты же, напротив, выказывали нездоровый интерес. Девушка Лада, постоянная и официальная эскорт-давалка президента крупнейшего банка REX, с убойной (и поднаторевшему в этом жанре Вадиму совершенно очевидной) похмелюги — все равно выглядела даже не как неккермановский объект, а как обложка «Вога» или «Космо». Именно сейчас Вадиму стала окончательно понятна природа пленки, отделявшей лично Ладу от прочей Вселенной. Это был уже не тонкий, легкий на разрыв целлофан, в который приличные супермаркеты пакуют экзотические фрукты вроде январской клубники; а — плотный полиэтилен, от рождения герметично облекающий кажный экземпляр наиболее престижных толстых журналов. Впустив Вадима в спортзальных масштабов холл и не удостоив вообще ни единым взглядом, обложка молча развернулась и на подламывающихся подразумеваемой длины ногах уковыляла в ориентально оформленные квартирные недра. Пропала за углом. Вадим подумал, независимо пожал плечами, оторвал для шага правую подошву от пола. И аккуратно поставил на место. С ботинка черной жижей стекал тающий снег. Изысканно простой пол был выложен из некрашенных, лишь проолифенных янтарно мерцающих досок. Вадим и сам затруднился бы определить, что лежало в основе удржавшего его на месте инстинкта: воспитание, субординация или эстетика. Из-за угла донеслось невнятное нецензурное бормотание. Что-то упало. Вадим помялся еще чуть, мысленно плюнул и поперся на звук, оставляя на нежном янтаре глумливые жирные кляксы. Лада стояла к нему подразумеваемой формы задницей, оконтуренной черной тушью шелкового кимоно, нагнувшись и по пояс погрузившись в стену. Вадим моргнул. Бар. Ласковая подсветка дробилась на гранях и выгибалась на округлостях штучных фунфырей, вязла в рыжем коньячном бархате и соломенном вискарном твиде. Побрякивали разгребаемые бутылки.